Невысказанная обида, уважаемый товарищ, на душу ложится. Я где — то читал, что человека словом убить можно. Допускаю подобную мысль. Меня, конечно, не убили —комплекция не позволяет. Но тряхнули основательно. А за что? ОРУД ко мне никаких претензий не предъявлял, «Волга» в полном порядке —без единой царапинки. А в душе у меня теперь, понимаешь ли, царапинка. Ну, будь я новичок —еще простительно, а то —стаж, классность, город знаю не хуже, чем свои пять пальцев. И вот сейчас места себе не нахожу! Что случилось, говорите?

Вы Васильевский переулок знаете? Так вот. Сел там ко мне пожилой гражданин. Внешность —самая простецкая. Жесткая седенькая бородка, очки, битком набитый портфель, бывшее в употреблении пальтецо. По виду смахивает на бухгалтера или экономиста. Едем, значит. Пассажир мой молчит, все больше по сторонам поглядывает да на то, как я управляюсь. Думаю, может, под старость решил машиной обзавестись и присматривается. Но с разговорами не лезу. Я, чтобы вы имели ясное представление,человек дела. Не подумайте, что из тех, кого среди таксистов величают «аэродромщиками», или, допустим, «мебельщиками». Я с пассажирами обращаюсь честным образом, по совести, с полной отдачей сил. И коэффициент платного пробега у меня в норме. Если есть желание, можете мою рабочую карточку изучить.

Виноват, отвлекся. Обидные воспоминания с маршрута сбивают. Да — а… И попросил меня, стало быть, этот пожилой гражданин с бородкой заехать к нему на квартиру и отвезти жену за покупками на Центральный рынок, а потом его самогона Суворовский проспект. У молчаливых дорога длиннее. Однако поспешаем. Вот и Вокзальная площадь. Теснота страшная: в полный ход эстакаду строят, машины по узкому коридору ползут. Не езда —мученье. Я, правда, протиснулся по краю. А тут впереди «Запорожец» и тоже мигает на поворот. Я —газку! И, каюсь, прижал его маленько. Но у меня, прошу учесть, в смысле интервальчика глаз наметан: вплотную пройду и не царапну! Уже за спиной слышу —тормоза взвизгнули. Смотрю в зеркало: а это «Запорожец» как шарахнется в сторону, чуть под колеса ЗИЛу не попал. И еще вижу, на стекле у него «восклицательный знак». Ну, ясно, новичок. Чудак, испугался!

Здесь пассажир в мою сторону неодобрительно покосился, губами пожевал. А чего тут! Может, и следовало бы взять чуть правее, обойтись поаккуратней, да «от запада до востока нет шофера без порока». Пусть сам ума набирается, шевелит мозгами. А мне зачем волноваться: за сигналами светофоров слежу, скорости не превышаю.

А тут, как назло, новая неприятность. Поблизости от Центрального рынка подпортил я одной дамочке светло — коричневый плащ. Не слишком, самую не значительную малость… А я виноват? Остерегайся, сторонись! Не стой подле проезжей части! Вижу, она носовой платочек достала и капельки осторожненько снимает, чтобы, значит, не размазать. Мой старичок опять губами сердито пожевал и даже крякнул, будто я ему некоторый вред или ущерб причинил. Отъехал я от этой дамочки на приличное расстояние (во избежание скандальных нареканий), высадил жену своего пассажира и подался с ним на Суворовский проспект.

Подъехали. Читаю: «Автомобильно — дорожный институт». Старичок мой, судя по всему, расплачиваться не собирается. Повел на меня бровями, сказал хрипловатым тенорком: «Обождите меня здесь минут десять». Что ж, жду. Гляжу —возвращается, весь подтянутый, прямой, будто на парад изготовился. Сел в машину рядом со мной и говорит: «В парк». —«То есть,говорю,как это в парк? Зачем? У меня работы хватает. Не поеду и все! Давай — ка, папаша, расплачивайся ия тебя не знаю». —«Что такое?спрашивает.Кто вам дал право со мной разговаривать таким тоном? В парк! Немедленно в парк!» И солидно все это у него получается, внушительно, даже возражать пропала охота.

Развернул я свою «Волгу» с шашечками на дверцах, еду в парк, откуда четыре часа тому назад выехал на линию. Догадываюсь, разумеется, что старичишка замышляет какую — то неприятность. Но достоинства своего не теряю. Прибыли в парк. Пассажир мой требует, чтобы я его проводил к директору. Делать нечего: закрыл машину, повел. «Вот,говорю,пожалуйста, кабинет директора в данном здании». Вошли мы с ним вместе. Директор наш, Степан Алексеевич, мужчина представительный, вполне серьезный для такой ответственной должности. Поднялся он нам навстречу и сразу к моему пассажиру: «Здравствуйте, Гурьян Петрович,говорит,какими судьбами?» А Гурьян Петрович ему: «Рад, Степа, искренне рад, голубчик, что не забыл профессора Светозарова, своего учителя. Хотя лекции, припоминаю, иногда пропускал». Ну, потом там разные слова, что обычно после долгой разлуки произносят. И вдруг мой старичок и говорит: «Кто же это у тебя, Степа, за рулем сидит?» —«А кого вы имеете в виду?»спрашивает директор и на меня глазами показывает. «Вот поездил я с твоим подчиненным,продолжает Гурьян Петрович с горечью,и прямо расстроился. Разве можно так неуважительно относиться к окружающим?» Тут уж я не вытерпел. «Ко мне,говорю,гражданин профессор, у вас претензий быть не может». Но Гурьян Петрович точно не расслышал: «Разве это настоящий шофер?» И уже теперь ко мне: «Баранку, молодой человек, вы крутить научились лихо. Но это еще не все! Можно ли быть за рулем таким

неуступчивым, недобрым, что ли? Мы на тротуаре и то стараемся не толкаться, а ведь у вас в руках опасная машина, которая может столько бед принести, что и не расхлебаешь!» И пошел, и пошел…

В общем, обидных слов он мне наговорил. Видно, этот профессор Светозаров и сам прежде шоферил, ну, до того, как в доктора наук вышел. Так ведь соображать надо! Ну, подумаешь, уголок срезал, грязью обрызгал. Грязь —не сало: помыл и отстало. А из мухи слона всегда можно сделать.

Вот такие — то дела, уважаемые. Не слишком, значит, веселые. Думаете, этим все кончилось? Степан Алексеевич, директор нашего парка, оказывается, в тот день принес из ремонта магнитофон, да весь наш разговор и записал. А потом на собрании всей нашей братии и дал послушать… Тут, понятно, меня еще разок проутюжили. Оставили без внимания и мой стаж, и отсутствие взысканий, и коэффициент платного пробега. Так вот, я и говорю, правильно это с точки зрения водителя? Справедливо?